Алхимик. Повести и рассказы - Игорь Агафонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2.
И вот Евгений Петрович сидит с Ниной в уютном сквере лечебного учреждения на скамейке и, поглядывая на её замкнутое личико, думает – или правильнее сказать: повторяет затверженную мысль: «Оказывается, я всё ещё люблю тебя…»
Носик вроде и не велик, аккуратненький, но в сочетании с чуть уменьшенным в пропорции подбородочком, придаёт её облику что-то очень милое. А может, просто она вся целиком в его вкусе? И голос, и характер, к тому ж, – всё говорит о покладистости и тонком уме. Что же такое надо предпринять, чтобы вернуть былое?.. Ну, или хотя бы пробудить её?.. не понятно, как ей помочь…
– Ты знаешь, на днях звонил один человек… голос мужской, приятный… спрашивал, как тебя повидать… Это что-то по работе?
Нина поднимает глаза, в них некий проблеск мысли, некая искра:
– Когда?
– Что? Не слышу…
3.
«Я не собирался записывать этот разговор… мой с ним. Просто когда он возник в моих дверях и я увидал его глаза – глаза человека уверенного в себе, верящего в свою правду, в своё право быть по отношению к другим жёстким, неумолимым и ещё масса эпитетов, которые бы обозначали предельно эгоистич… Впрочем, не моё это дело – судить. Я лишь сообразил, что не смогу разобраться сразу – как быть, как поступать… Потому и решил включить камеру, чтобы посмотреть ещё после и подумать…
Он раскрепощено прошёл в комнату, устроился в кресле, положив нога на ногу, слегка и неопределённо улыбаясь. Я подумал – без злобы и без прицела на месть, что вряд ли мне удастся вмазать ему по физиономии, если захочется: крепкий малый, накаченный, да и моложе меня, видишь ли…
– Итак, о чём же вы хотели со мной поговорить? – спросил он, а сам осмотрелся. Осмотр, впрочем, его был поверхностный, рассеянный – похоже, он, и в самом деле недоумевал, как это так согласился посетить мою бедную халупу: из любопытства? Из желания поглазеть на мужа своей бывшей любовницы? Зачем?
Я присел в кресло напротив, за столик, опершись локтями о столешницу, увидал в лаковом отражении своё лицо и поспешно откинулся на спинку: лицо моё даже в таком «зеркале» было… ну не важно.
– Спасибо, что пришли.
Он нетерпеливо поморщился.
– Видите ли… вы, очевидно, знаете: Нина в психиатрической лечебнице.
Он вздохнул и скептически прищурил один глаз.
– Да, – продолжил я поспешно, понимая, что надо бы успеть раскрутить свою мысль до того, как он устанет меня слушать: он мог уйти, наверно, и не попрощавшись. Взять и уйти на полуслове, на лестничной площадке его поджидала охрана, способная одним пинком вышибить мою ординарную дверь. А мне надо было до зарезу, чтобы он согласился на моё предложение, а для этого надо быть не только умно-лаконичным, но и убедительным. – Нина, как вы прекрасно понимаете, заболела вследствие того, что вы её покинули… нет-нет, я не собираюсь никого ни в чём упрекать! Хочу лишь предложить одну партию разыграть… игру, так сказать.
Он с интересом глянул в мою сторону.
– Да-да, игру. Как только Нина окончательно выздоровеет, я её подготовлю, я ей всё объясню, она уже не будет реагировать столь болезненно. Этот слом душевный у неё сугубо возрастной… Как только поправится, я…
Он:
– Какова ж игра?
– Пообщайтесь с ней. Скажите, что по-прежнему любите, что ждёте, когда она вернётся…
Он:
– Вы уверены, что я на такое способен?
– Без всякого сомнения.
Он:
– А знаете, сколько у меня таких Нин?
– Но все остальные здоровы.
Он:
– Хм.
– Я могу вам заплатить.
Он:
– Мне? Заплатить? – И глянул уже более внимательно. — Вы что же, подпольный миллиардер?
– Прошу прощения, если задел ваше самолюбие. Но речь о том, чтобы вернуть человека к жизни. Неужто вам трудно пару раз навестить женщину, которую вы любили, которая вам…
Он:
– Любил? Нет, уважаемый, мне попросту хотелось развлечься… Можно вопрос?
– Да… конечно.
Он:
– Зачем вы женились на молоденькой?
Что отвечать? – я не знал. Смотрел на него, покусывал губы (он не улыбался, нет): ну что, в самом деле, я мог ему ответить: влюбился, мечтал воспитать себе не только жену, но и сердечного друга?.. В такой бред мало кто способен поверить.
Он:
– Хорошо, не напрягайтесь. Но вот что я вам скажу. Поговорили и всё – закончим на этом. Она – ваша жена, поступать или не поступать как-либо – ваше право. А меня увольте. Мне скучно играть в подобные игры, да и некогда. – И он поднялся из кресла, оглядел сияющие носы своих дорогих башмаков, точно силился сообразить: достаточно ли убедительно он изложил своё видение проблемы. – Пока, друг мой. Не поминайте лихом. Дело ведь житейское. Ну а если потребуются деньжата, не чинитесь, обращайся. Чем смогу – помогу.
– Разве что на киллера.
– Ха-ха-ха! Смешно.
И смех его был неподдельно искренен.
И ушёл. А я остался на месте… раздавленный червь!»
4.
А вот Ниночка уже дома. Возможно, молодость взяла своё, и она теперь вполне здорова.
Она разбирает видеокассеты, желая, очевидно, найти то, что ей хотелось бы сейчас посмотреть. На одной из кассет нет никакой наклейки, и Ниночка вставляет её в гнездо видеомагнитофона.
Нет, вы ошибаетесь – Евгений Петрович давно стёр те кадры, которые могли бы сокрушить неустойчивую психику. Оставил лишь…
«Приложение. Глухой баритон Евгения Петровича:
Не желаю возврата я к прошлому.Не хочу ничего от тебя теперь.Почему же ты вдруг воротилась на кругнаших общих с тобой потерь?
Я не верю тому – никому, ничему, —что возможен возврат той любви.Лишь себе одному непременно вернуте часы с тобой, те минуты с тобой…когда буду готов вполне.
Оттого ли, что ты, оттого ли, что япуть совместный прервали давно,Но разнятся теперь наши души и ум,и сойтись им уже не дано.
И, однако ж, поверь,я, как загнанный зверь,нашей той любвине предам.Потому что однав моём сердце звезда.Остальное же всёот потерь.
И усталость и хворь,и занудство и больне должны омрачитьтой любви.
Так оставь же надеждуна прошлое.Посмотри же себя округ.Я твой преданный друг,я твой истинный друг.Но не болееэтого.
– Нина. Эту запись я сделал давно. Когда только ещё узнал о твоей связи с…
Евгений Петрович делает паузу и минуту-другую устало глядит с экрана:
– Теперь это не имеет никакого значения. Мне кажется, что ты ко мне вернулась…»
Вера, ау!
Он ходил по комнате, курил и в который уж раз никак не мог решить некую задачку в отношении дополнительного заработка. Нечаянно его внимание привлёк голос из радиоприёмника. Насторожившись, он стал вслушиваться не столько в смысл, сколько в знакомый именно бархатным тоном голос. Нет, он не мог спутать, не мог обознаться – это её голос. И как раз, заканчивая рекламу, она сказала: «С вами была Вера Миронова», и повторила номер контактного телефона. Он схватил было ручку, но, выдохнув и усмехнувшись, положил обратно на стол. Нет, нет, это не ему позывные. А жаль.
Как давно это было! Бог мой, целая эпоха. Вихри соцкатаклизмов извертели, закрутили мозги так, что кажется, ты тот давний уже вовсе не ты, а кто-то непоправимо канувший в небытие. Да, когда ж всё-таки это было? Ах да, в девяносто первом, именно так, потому и запомнилось, что совпало с выходом на улицы танков – этих до странности неожиданных, инородных существ в городском антураже… Потом неожиданностей будет куда больше, притом ненормально диких, если вообще не аномальных, но это потом. Значит… значит, семь – восемь лет. Семь или восемь? Тьфу, какой сегодня год?! Да не всё ли равно. Тогда впервые танки, сегодня – уже не впервые – финансовый кризис… Всегда что-нибудь способно быть помехой… и причиной для ошибки либо нерешительности. Или чего ещё?
«Что ж нам тогда помешало?»
Ах да!.. Опять «ах» да «ох». Дрязги в издательстве, где он работал завом одной из редакций, развалилось. Она, кстати, там же – младшим редактором, ещё только со школы, девчонка семнадцати лет, игривая, смешливая, с лёгким характером, вся такая непосредственная, болтушка… милая болтушка.
Конец ознакомительного фрагмента.
